Вот было солнечно и небо собою озаряло явь, и ресторан чесночным хлебом тебя собою приобняв, пытался влить опять текилу, горилкой успокоить нерв. И поднимая в себе силу ты был убожества пример. Теперь же, улизнув из дома, надев клеше, прикинув френч, для многих дам ты незнакомый и изощрён до новых встреч. Пусть кто-то вновь олигофрена требит в себе, как имбецилл и муть с катрена до катрена опять течёт под взоры лир. Ушло всё тщетное, пустое, сошла листва, сойдёшь и ты, и время мыслей молодое взойдёт в потугах мутоты. Течёт из рюмочки текила, модели нюхают кокос, дрожит гнетущее светило, и душит запах папирос. В кашпо букет благоухает, селёдка мечется в икре, а труд на полках погибает в катастрофической дыре. Народ спешит куда-то криво, авоськи прут, тачанки, хлам… А в ресторане кофе с пивом и с мелодрамой пополам.
И я, как светский блудописец держу мамзельку за бретель, как поводырь ахалтекинец тяну беседы и Мартель, метаю жгучие услады, и в ротик ей сую пленир в лимонной дольке шоколада, собой взрывая женский мир.
Максим Новиковский
Journal information