горсть колокольчиков, багульник наливной,
бесстыдным трепетом глядят полуживые
твои горошинки - Гоморра и Содом.
И ветер шелестовых ив, и сон рябиновый,
и разухабистая воли голытьба
ведут меня туда, где точат кол осиновый
младые вольницы с ночи и до утра.
Бесцельно прожито, таинственно развенчано,
за дали смуглые, в закатные места,
хватая ветер ртом, бреду, а рядом женщина
без соучастия нагая красота
меня окутывает, зябкого пропащего.
Кто я теперь, хранящий некогда тепло?
На небе путается шушера парящая
и бьет о землю разухабисто челом.
Явь беспросветная, соцветия крапивы,
ложбинки, ягодки, изящный поцелуй, -
звучат опять души приметные мотивы
меня, не нужного во снах и на наяву.
МН
