novikovski

Исходит год, уж скоро новый, весна сменяется дождём. Конец всему, но только клёвый, мы каждый год всё ждём и ждём... Бетон, паркет, ковёр в прихожей и телевизор на стене нам намекают, что похоже мы вновь остаёмся в дерьме.

Я жил себе не зная минет тот день, событиями полн, когда история воздвигнет меня к себе на небосклон. Но годы шли, и радость тихо ко мне на цырлах подошла и, не связав, как прежде лыка, пристала благостно мила. И в первый раз, взглянув сквозь призму с угрюмой рожею косясь – узрел я голую отчизну у края бездны, там где вязь.

Уж не могу припомнить время, когда собою молод, свеж, я попадал ногою в стремя и испрожнял тоску и нежь. Стал важен, как и все, кто в август вошли путчистам вопреки под гусениц асфальтный лакмус и чьи-то злые языки. Но путч прошёл, убрали танки, и Ельцин оказался плут, мы пили спирт без валерьянки и ждали беспробудно суд. Но суд купил какой-то хитрый, Фемида подалась в бега. Задорный, молодой и бритый забрался вверх, и с высока всем объявил о том, что ждали и, замочив в сортире тлю, которую не опознали, забрался выше к алтарю. Назначил старшего, дал волю народам дальних волостей, оттяпал куш, раздал всем долю и соизволил ждать вестей. Я уж не мальчик, чтобы помнить какой тогда был год, но в раз желудок водкою заполнить я литром мог всего за час. Сейчас ни водки нет, ни пива, а в спирте вновь один метил. Мы все заложники розлива каких-то сказочных чудил.

Весна прошла, пройдёт и лето, страну окутает зима. Конец не виден, нету света, примета видимо не та. Ведь будет свет в конце туннеля, хотя не долог его путь. И веря под конец , не веря, - не знаю я, не знает суть.

Живешь себе, не чуя хлада, как впрочем, и тепла уже. Бармен, давай-ка ебнем йада!

Опять хуёво на душе.